Решил написать взрослую сказку про Колобка.
Жили были старик со старухой. Долго и на взгляд со стороны, счастливо. В юности, как положено, героиня сказки пошла с другими девками ворожить себе жениха. И наворожила первого парня на деревне. Его любили и более красивые девки, и более богатые, и барыня предлагала ему стать своим кучером. Обещала "в люди вывести", но наш герой как сделал выбор, так на лево не то, что ни разу не сходил, даже и не посмотрел...
Дети у них все выжили, что в стпрые времена было редкостью. А ещё в их избе почти не было мышей и тараканов. На этом странности заканчивались. Рациональные крестьянские умы нашли им естественное объяснение, и ошиблись. Женщина оказалась тем, что впоследствии назовут латентным псайкером, а тогда звали нераскрытой колдуньей. Сложно сказать, к добру или к худу она не встретила на своём жизненном пути бывалую ведьму, которая бы её выучила пользоваться дарованой силой. Но однозначно на своё счастье не попалась она на глаза и инквизиции.
Дело было в середине лета, считаные дни оставались до нового урожая, а старые припасы все поели. Говорит старик:
- Поесть хочется.
- Так нет ничего.
- А ты по сусекам поскреби, по амбарам помети, глядишь, чаво и найдётся.
Так и вышло: на донышках и по углам ящиков и кадушек набралось немного разных сортов муки и бабка испекла из неё небольшой круглый хлебец - колобок.
В процессе запекания на корочке может образоваться целая сетка трещин, которые формируют своеобразный рисунок. Старуха посмотрела на него и её накрыла волна воспоминаний...
До замужества пошли девки в лес по грибочки-ягодки, она отбилась от подруг и заблудилась. Вышла она на поляну, а там...
Большие камни - большая редкость на среднерусской равнине, но немного мегалитов притащил своё время ледник. И почти все из них стали объектом поклонения язычников. Этот камень сильно оплыл, оброс мхом, но было видно, что когда-то над ним поработал резец, чтобы придать валуну подобие человеческой фигуры. А ещё на камне был почти стёршийся рисунок из пересекающихся под разными углами прямых и кривых линий. И вот этот рисунок делал... делал... Крестьянская девка слов то таких не знала, что руны на камне был концентратором рассеяной в природе магической силы. Наподобие линзы или параболического зеркала в оптике. Но молодая крестьянка таких слов не знала тоже, но тут вспомнила совсем уж детство.
Маленькая девочка решила помочь маме. Летним днём она взяла леечку и пошла поливать грядки. Мама её вовремя поймала, отобрала лейку и дала по попе. Ребёнок заплакал:
- За что?!
К вечеру на листьях овощей, куда днём попали капельки воды, были выжженные жёлтые пятна. Девочка так и не поняла толком, как капли воды сожгли листья, но больше при солнце из лейки не поливала.
И вот сейчас, было что-то общее, что-то роднило капли на солнце и линии на камни. Но что? Девушка не училась ни колдовству, ни оптике, только чувствовала.
Через три дня голода, ночного холода, комаров и страха перед волками (это вы в городе, дома у камина рассуждайте, что волки летом человеку не опасны. В лесу ночью соседство серых вызывает совсем другие чувства) наша героиня вышла на неприметную стёжку и то ли случай, то ли скрытые силы привели ей навстречу телегу приказчика, скупавшего у крестьян лён и пеньку.
- Ну ничего себе, ты забралась от родной деревни! Садись - завтра как раз до вас доедем. Кстати, что у твоего батюшки есть на продажу?...
- ... батюшка мой недавно сам в город ездил, привёз мне отрез ткани на платье. А я, пока по лесу блуждала, всё думала: вот, отрез на платье есть, а носить его мне уже не придётся.
Старуха вернулась из воспоминаний юности в настоящее. Выложила Колобка на подоконник, на последнее маленькое полотенчико, оставшееся от того самого отреза, забытое было в сундуке, но недавно пущенное в работу.
Да, рисунок на колобке напоминал рисунок на камне, но что с того? Крестьянский летний день полон дел. Когда колобок остынет, они сядут с дедом и закусят. А пока пора во двор...
Когда никто не видел, руны на Колобке на краткий миг полыхнули фиолетовым, вбирая по-пусту растрачиваемую силу создательницы, и хлебо-булочный голем обрёл подобие жизни и простенькое подобие сознания, на уровне 2-3 летнего ребёнка.
Колобок осознал себя, спрыгнул с окошка и покатился в сторону леса. А там на встречу Заяц:
- О! Колобок! Сейчас я тебя съем!
- Нет, Косой, не съешь ты меня, я в печке печён, на окошке стужён, я от бабушки ушёл, я от дедушки ушёл, и от тебя, Зайца, уйду.
...порой все мы разговариваем с вещами, но вещи отвечают лишь немногим. И большинство из них отдыхает в уютных санаториях типа Канатчиковой Дачи. Хотя до автора доходили слухи о некой, достаточно высокопоставленой чиновнице из Питера, которая разговаривает с маятничками. А маятнички - с ней.
Услышав, как хлеб ему отвечает, заяц стал вспоминать, какую именно траву он ел с утра, ни ту ли самую?... опасаясь за свой рассудок заяц дал стрекача от говорящего хлеба.
Навстречу колобку идёт Волк. Хищник, но иногда непротив разнообразить рацион, не травой конечно, но плодами и другой высококалорийной растительной пищей.
- Колобок! Сейчас я тебя съем!
- Нет, Волк, не съешь ты меня, я в печке печён, на окошке стужён, я от бабушки ушёл, я от дедушки ушёл, я от Зайца ушёл, и от тебя, Волка, уйду.
Волк вспомнил свой завтрак: по поляне, как угорелая, металась белка. На хищника не отреагировала никак, на дерево залезть не попыталась, была легко поймана и съедена. Сейчас Волк пожалел об этом: не было ли белкино безумие заразным? И, чтобы не свихнуться окончательно, Волк поспешил убежать от говорящего колобка.
Медведь - животное всеядное и от хлеба никогда не откажется. Но не от говорящего хлеба. Утром медведь ел грибы. Нюх зверя подсказывал, что съедобные. Или нет? Медведь с достоинством удалился и пошёл искать берлогу - проспаться по-добру, по-здорову до следующего утра. Ну его, этого колобка.
А Лиса в этой сказке не простая. В Японии бы её назвали Кицунэ, а на Руси оборотни-лисы специального названия не имеют. У неё не было девяти хвостов, она не умела летать по небу и повелевать стихиями. Но Лиса жила уже почти тысячу лет. Прожила несколько человеческих жизний и десятки лисьих. Детей перестала считать лет триста назад.